4 января 1905 года в селе Павловское Небыловского района Ивановской области в семье середняка Алексея Терентьева родился мальчик, которого назвали Григорием. В семье царила суровая дисциплина, но Гриша был человеком веселым, простодушным и имел открытый характер. Сам придумал себе прозвище «Гриша-буйный» и даже вырезал его на доске. Окончил 3 класса, по тем временам не многим это удавалось. С детских лет трудился: плотничал, столярничал, клал печи. С отцом уходил на заработки, а позднее ездил один в Москву. В Мытищах строил водокачку, которая работает по сей день.
В 1917 году, будучи 12-ти лет от роду, всей душой воспринял революцию, её идеи и, повзрослев, вступил в комсомол. Он искренне верил в светлое будущие. Когда женился в 1927 году, то это был первый невенчанный брак в церкви. Во время коллективизации был активистом. Как-то в составе комсомольской комиссии пришел в свой собственный дом описывать имущество. Кто-то сказал его жене: «Что надето на людях – то не описывают». И она надела на детей пальто и валенки. Григорий сильно рассердился за такое её несознательное поведение. Увели в колхоз корову и лошадь, посчитав их за «излишки». Оставили по одной голове. После этого отец отделил Григория, выделив ему двор, где содержался скот, семье пришлось уйти на съемную квартиру. В свой дом вернулся только в 1940 году, выкупив у брата Николая его долю, для чего пришлось продать корову.
С 1927 по 1941 год в семье родилось семеро детей, двое из которых умерли в младенчестве. Жена Анна Павловна, 1904 г.р., её родители умерли от тифа в 1913 году. В школу её не дали, работать пришлось с 6 лет. У неё сильно болела голова, часто случались обмороки, и в 1939 году она получила 2-ю группу инвалидности. Проболела до конца жизни, так и оставшись неграмотной. Даже деньги различала только по цвету.
Григорий участвовал в Финской войне и вернулся с нее летом. А вскоре оказался на другой войне.
Несколько писем с фронта Григория Алексеевича Терентьева сохранилось:
«4.09.1941г. Дорогие мои, посылаю я вам свои последние слова и нажитки, желаю вам в вашей жизни счастья и всего наилучшего. Если не вернусь с фронта, то хоть изредка вспоминайте вашего мужа и папу. Наверное, я буду жить на этом свете не много, так сердце мое чувствует, что с вами я больше не увижусь. Прощайте мои дорогие Аня, а так же и детки Гена, Капа, Настя и Шура, растите, мои милые, будьте счастливы. Вечно ваш и вечно с вами Гриша».
«12.12.1941г. Здравствуйте, дорогое мое семейство: Аная, Гена, Капа, Шура и Витя (сына Витю, родившегося 27.09.1941г., после ухода на фронт, он так никогда и не увидел). Шлю вам привет и лучшие пожелания. Дорогие мои, сообщаю вам, что я получил ваши 2 письма, писанные 22.11 и 23.11 41г. За что вас искренне благодарю. Милые мои семейные, я очень рад, что вы мне пишите, и шли они очень скоро: одно получил 2.12, а другое 8.12. Из них я кое-что узнал о житье. У вас теперь, наверное в доме стало холодно. Аня и детки, я пока что жив и здоров, стою все на старом месте, пишите чаще письма. Посылаю на память вам всем по карточке. Новостей нет. До свидания, будет время, скоро напишу, ждите. Остаюсь ваш вечно».
«26.12.1941г. Здравствуйте, мои дорогие семейные – супруга Аня и милые детки Гена, Капа, Настенька, Шура и Витя. Шлю я вам свой супружеский и отцовский привет и самые наилучшие пожелания. Желаю вам здоровья и благополучия в вашей жизни, а также счастья. Дорогая Аня и детки, сообщу вам о себе и своей военной жизни, как вам уже, наверное, известно, потому что я вам писал и вот теперь приехал на место, где нам назначено быть. Это место находится между Москвой и Ленинградом, где немец перехватил железную дорогу. Недалеко стоим от города Осташкова. Наверное, скоро должный пойти в бой с проклятым врагом народа немцем. Как-то будет исход боя, останусь ли жив, не знаю. А в бой придется идти, может быть, не один раз. Ну а пока что жив и здоров, ребята, которые были со мной в Москве, все они со мной и сейчас, только по дороге от Москвы несколько растерялись, и вот уже два дня как я приехал с двоими своими бойцами, а остальные все не приехали, наверное, сегодня приедут. От фронта пока стоим 7 км, что будет дальше неизвестно, больше новостей никаких нет, прошу вас, дети, молитесь за мою жизнь, буду жив – приду домой, я об вас удесятерю заботу. Затем, мои дорогие, желаю вам здравствовать, а моя жизнь, может быть уже короткая. На случай прощайте, а всего лучшего до свидания, остаюсь ваш супруг и папа Гриша».
Из письма однополчанина М.И. Лазарева: «04.06.1942г. Привет из Красной Армии. Нюра, вы простите меня, чтобы я вам сообщил точно о вашем муже – Григории Алексеевиче. Я хотя описывал, но еще вам теперь хочу описать точно, как он погиб и где… Был он последнее время в 6-й роте во 2-м взводе, и они стояли в деревне, и с ним был железовский Корноухов Шурка (его земляк из соседней деревни Железовка), и погибли они все вместе, весь взвод 26 марта, стояли они в обороне, и немец их настиг нечаянно и взял в окружение… и мы считаем, что они все погибли, и нам видеть ни живых, ни мертвых не пришлось больше, и так мы считаем что они погибли, и что я вам мог, то сообщил, и больше я не могу ничего вам сообщить. Затем, до свидания. Лазарев Михаил Иванович».
Из письма внука Владимира, июнь 2008 год: «Здравствуйте. Я, Терентьев Владимир, начал поиски своего деда – Терентьева Григория Алексеевича, пропавшего без вести у совхоза Миловиды Велижского района 18 февраля 1942 года. До этого момента был известен лишь номер полевой почты. Сейчас мне удалось установить, что он служил в 332-й СД и официальное место пропажи без вести. Дело в том, что раньше деревня, из которой его призывали, входила в состав Ивановской области, а после войны в состав Владимирской. Архивы, чтобы установить номер части, утрачены и сохранились только с 1945 года. У моего деда было пять детей, но у всех родились девочки. Только у моего отца родился я. Я являюсь единственным носителем фамилии на данный момент. В нашей семье сохранились некоторые воспоминания и легенды о том страшном времени. Я до сих пор никак не могу поверить, что все эти годы мы ходили по кругу…До сих пор я так и не смог установить номер части. Моя тетя Борзенкова А.Г. пыталась найти однополчан или каких-нибудь свидетелей – бесполезно. А в 42-м ей было всего 9 лет. Сейчас уже никто ничего не помнит, но в детстве я помню, как мой отец рассказывал, что их бросили штурмовать какую-то высоту, которая не имела никакого значения (это вполне вероятно), и все они там полегли (тоже возможно), а командир остался в живых, и его расстреляли (возможно, это домыслы). Когда показывали кадры кинохроники парада на Красной площади 7 ноября 1941 года, отец всегда напряженно всматривался в надежде увидеть своего отца (сводный батальон 332-й СД участвовал в нем). Еще, якобы на деда было 2 извещения – в первом говорилось, что погиб, потом от него пришло письмо, а затем извещение «пропал без вести». Возможно, отец что-то путал, ему было всего 3 года. Но у нас сохранилось последнее письмо от деда. За это время Велиж уже стал для меня родным, хотя я у вас ни разу не был. Тетя занималась поиском с 1979 года, но дальше ответа из ЦАМО не продвинулась. Она хотела внести его в списки погибших, мне это не важно – я хочу знать правду, ведь самое главное – это память! Я попытался поискать информацию о тех событиях и почти ничего не нашел, хоть какая-то систематизированная информация начинается с апреля, а про декабрь-март – ничего, про попытки закрыть котел вообще ничего нет. Читал рассказ какого-то фрица – тоже толком ничего..
P.S.
Нашлось еще два письма от деда! Одно датировано декабрем и письмо от соседа, в котором он пишет о том, что дед погиб, и свидетельство о рождении! Сегодня вечером они будут у меня. Правда последнее письмо я получу примерно через неделю. Оказывается, все это время они были у дяди, а он почему-то не сказал о них, а в прошлом году он умер. Какая удача, что письма не утрачены!
«Провожали деда в армию 10 июля. Дальше все из воспоминаний Старухина из Чёкова, к которому бабушка ходила, хоть что-нибудь. Воевал Старухин в 5-й роте. Осенью 1941-го все время отступали, мокли в тверских болотах. Через реки мастерили переправы. Ночами, при заморозках, голифе примерзали к телу. Дошли до Подмосковья. Какое-то время здесь и стояли, ночевали в пустых зернохранилищах, натаскав туда соломы. Далее бои за Москву и наступление. Заняв очередную деревню, не могли узнать даже названия, ни единого жителя, ни единого дома, только печки одни торчат. Наступали быстро, и кухня всегда отставала. Ели убитых лошадей и то, что могли найти в огородах, – неубранную свеклу. Морозы доходили до 42 градусов. На ночлег пытались топить эти оставшиеся печки и, облепив их со всех сторон, так ночевали. В этих же печках грели найденную свеклу и грызли её. Места у печек все не хватало. Утром снова вперед, по 100 грамм спирта и в бой. От ненависти и остервенения, от спирта лезли хоть куда.
Вот что узнал о последнем бое. Была поставлена задача освободить деревню (вот какую, остается только догадываться), которая располагалась в низине. На рассвете 6-я рота пошла в атаку и заняла деревню без боя. 5-я рота шла на подкрепление, и на подходе к деревне они увидели немцев на лыжах и в маскхалатах с обеих сторон. Началась перестрелка. Командир 5-й роты был убит, и рота побежала. Ротный (звания не узнал) 6-й роты выбежал на край деревни и попытался взять командование на себя. Он кричал: «Вперед, за мной! Что вы делаете? Там моя рота гибнет!». Но его никто не слушал, бежали назад. Он выругался и побежал к своим. В это время уже 6-я рота поднималась на гору, а сверху по ним ударил немецкий пулемет. Вся рота осталась на этой горе. Ротному перебило обе ноги, и он, спрятавшись за какой-то баней, наблюдал, как погибла его рота, как добивали раненых (Старухин рассказывал, что в плен тогда не брали). Ночью он пополз к своим и добрался до них только на вторые сутки. После его рассказа о том, что случилось, его расстреляли. А тела погибших на той горе видели ещё 2 недели. Старухина ранило спустя две недели после этих событий, он был отправлен в госпиталь, а потом комиссован, вскоре умер.
Я слишком окрылился первым шагом, впереди еще трудный путь, который может и не удастся пройти до конца. Очень хочется попытаться восстановить хотя бы последние несколько дней тех событий. В любом случае я поеду в Велиж походить по тем местам. Только я не нашел на карте ни Миловид, ни Нижних Секачей. Далеко они от Велижа? Трассу я нашел…Я хочу, когда приеду, увезти с собой немного вашей земли и хотелось бы положить в нее пару гильз и осколков».
